ПЕРЕВОДЧИЦА

-          Девушка, сколько Вам лет?

-          Триста.

Из жизни.

- Здравствуйте, сегодня я – ваш переводчик.

- Очень приятно.

Женщина нервничала - я опоздала на пятнадцать минут. Достаточно, чтобы она начала переживать и недостаточно, чтобы врач ушёл на обход. Восьмилетний мальчишка с потным лбом и взъерошенной чёлкой гонял пустую банку из-под колы вместо мяча по дворику.

- Вова! – отчаянно взывала женщина. – Иди сюда!

Вова вытирал концом футбольного шарфа лоб, стараясь использовать место с нашитой эмблемой. Кожа у него была прозрачного белого цвета, голубые венки просвечивали тонко у висков. Двор был окружён длинным застеклённым коридором. По нему изредка проходили люди в халатах, медсёстры с поджатыми губами – элитная клиника, всё ж таки – и серьёзные и очень здоровые на вид врачи. Стёкла отливали голубым, отражая майские облака, белые как взбитые сливки.

- Наши вчера выиграли, - шепнул мне доверительно Вовка.

- Он за Динамо болеет.

Женщина извиняющись улыбнулась. Я опоздала, но извиниться почему-то хотелось ей.

- Спасибо Вам большое.

За последнии дни она повторяла эту фразу не раз. «Спасибо», «извините», «неприятности», «мы вам так благодарны», «что вы, что вы». Стандартный набор, плюс беспорядочная тряска руки в пожатии и заглядывание в глаза.

- Ну что Вы. Я рада помочь.

- Фрау Хиль нам тоже так помогает! Мы бы без неё...

- Да, конечно. Я понимаю.

Представительница благотворительного общества, Фрау Хиль, с достоинством семеня, показалась в дверях.

- Светлана, ком! Иди!

Она смешно говорила «иди», мягко выговаривая букву «д». «Итьи».

Перед высокой дверью тёмного дерева Вовка сник и затих. Маленький воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Светлана одёрнула на нём штанишки, аккуратно сняла шарф с тонкой шеи, медленно свернула его и засунула в сумку. Достала бумажный носовой платок, потёрла им уголки Вовкиного рта, щурясь и сжимая от усердия губы. Вовка косил глазом на проезжающую мимо девочку в красной машине. Её маленькие ножки, обутые в домашние тапочки виднелись между колёс. Он перевёл глаза на маму. Про такую же машину спрашивать сейчас явно не стоило. Тяжёлый вздох.

Врач нам достался самый серьёзный и самый бородатый. Благородная проседь в бороде и волосах делала его чем-то похожим на дедушку-профессора. Мы сидели перед ним на стульях, я – чуть в стороне, как куры на насесте. Фрау Хиль держала Светлану за руку, впиваясь в неё пальцами при каждом движении профессора, и что-то тихонько шептала по-немецки. Светлана не понимала не слова, но благодарно улыбалась, мелко кивая головой. Обе не отводили взгляда от стола, на котором лежал ворох бумаг.

- Я просмотрел анализы. – Перевела я.

Светлана кивнула, Вова взял её ободряюще за руку. Мужской жест. Мол, не переживай, чтобы сейчас не сказали, я – рядом.

- Боюсь, что операция не помогла. Опухоль опять появилась. Правда, метастаз нет.

- Слава Богу, - выдохнула Светлана.

- Слава Богу, - автоматически перевела я.

- Может прийдётся делать пересадку органов. Вы были согласны отдать свою почку? Одну ему уже удалили... В актах стоит, что ребёнку подходит ваша, а не отца.

- Мама, нет метастаз?

- Слава Богу, слава Богу...

- Мама, а можно мне такую машину? Если я не буду плакать в больнице? – отчаянная попытка, пока не поздно. Вовка заглядывал маме в глаза двуми своими голубыми озерцами.

- Сфетлана, эс ист гуд! Харашо! Нихт метастазэн – харашо!

Врач терпеливо ждал ответа, фрау Хиль усиленно трясла Светланину руку, а она сидела на стуле, с прямой спиной и застывшими плечами. Слезы двуми ровными дорожками катились по ввалившимся щекам, застывшим в улыбке. «Слава Богу, слава Богу, главное – нет метастаз, слава Богу»... Я подвинулась чуть ближе и сунула ей в руку салфетку. Комкая и теребя её, вместо того, чтобы вытереть слёзы, она забросала врача отрывочными и рваными предложениями на немецком, он беспомощно посмотрел на меня.

- Света, я переведу, Вы не переживайте. – Я ободряюще улыбнулась. – Всё будет хорошо.

Вовка спокойно сидел на стуле. Втроём, с мамой и фрау Хиль, они были похожи на детей, играющих в хоровод. Только сидя и не двигаясь.

Потом, в коридоре, у Светлана была тихая истерика. Напряжение, переживания, чужая боль выходили из неё с потоком слёз. Она обнимала фрау Хиль, вздрагивая безмолвно у той на плече и пытаясь поправить спадающий ремешок сумки. Я присела на детский пластмассовый стульчик рядом с Вовкой.

- А я думаю, Динамо – хреновая команда. – тихонько, чтобы никто не слышал.

От возмущения он задохнулся.

- Ты что?! Да они...

Минут через десять Света успокоилась и мы вышли к стоянке такси.

«Когда я выздоровлю», шепнул мне уже сидя в машине Вовка, «я там тоже буду играть. Буду забивать голы только головой. Чтобы не повредить почки!» Это был его большой секрет. Я кивнула, улыбнулась и, захлопнув дверь, постучала по крыше. Такси тронулось, в заднее стекло Света и Вовка махали мне руками. Оба счастливо улыбались. Про шансы на успех я им не переводила. Это я не перевожу никогда.

- Два часа, - подсчитала фрау Хиль за чашкой кофе.

- Как обычно.

Я закурила, с наслаждением затягиваясь, выпуская дым в потолок. Официант заменил пепельницу.

- Пятьдесят марок. Подпишитесь под квитацией. Спасибо за помощь.

- Ну, что вы, не за что.

- На следующей неделе приезжают две семьи. Рак лёгких, двенадцать лет и курс восстановления после рака крови, три года.

-          Да, конечно. Как всегда. Как последние пять лет.

Мы посмеялись.

- Как школа?

- Завтра выпускной.

- Удачи Вам.

- Спасибо.