И ТАК БЫВАЕТ

Или В ПЕРВЫЙ РАЗ

Дверной звонок ввинчивался в голову, проходя между моими руками, которыми как тисками я зажимала виски. Мне казалось, что если их сжать ещё крепче и ещё сильней зажмурить закрытые глаза, то как по волшебству наступит тишина и всё исчезнет. Исчезнет захлёбывающийся настырный звонок, пыльный пол, на котором я сижу, холодная стена за спиной и я провалюсь в спокойствие как в густое и тёплое парное молоко. А главное, что тогда за дверью исчезнешь ты...

Бог мой, как красиво ты вошёл в мою жизнь! Помнишь, ты пытался поцеловать меня у подъезда? Тёплый вечер, сотканый из запаха липы и городской пыли, лёгкой и неслышной, убегающей от наших ног. Ты не отпускал меня домой и я смеялась, с замиранием ожидая, что сейчас в одном из окон над нами загорится свет и из белого проёма выльется привычное хамства и ругань тех, кому нет дела до летнего вечера. Окатит нас с головы до ног и мы разбежимся как кошки, которых окатили водой. Я пообещала гром и молнию на твою голову, стараясь грозно хмуриться и убрать нежность из глаз. Ты поднял лицо к небу, демонстрируя, что не боишься ничего на свете и на лоб тебе упала первая капля дождя. Вода рухнула на нас, как рушатся дома – нереально, неистово, вдруг. Я видела капли, летящие вниз как маленькие серебристые снаряды, ртутные капли, блестящие в свете чьих-то белых фар и казалось, что сейчас они вопъются тысячью иголок в щёки, шею, плечи... Но дождь был тёплым и мягким как этот вечер, как я сама, и вскоре невозможно было отличить что именно касается моего лица и шеи – дождь или твои губы.

Я сказала, что мой мужчина должен подарить мне счастье, больше ничего. Ты усмехнулся : « Только и всего?» и принёс на следующий день настоящую чугунную подкову. Мы поставили её на косяк двери, рожками верх, чтобы счастье за них цеплялось и не уходило из нашей жизни. Каждый раз, когда ты уходил, захлопывая за собой дверь, она падала, выбивая вмятины на полу и мне казалось, что падает моя жизнь. Моё счастье вылетало из неё и как тополиный пух вылетало из открытого окна вслед за тобой. Как часто ты уходил! В первый раз, когда я обидела тебя. В первый раз ты сказал, обняв меня рукой за плечи : « Ты – моя», а я  просто ответила : « Нет».

Я не была твоей никогда, но я всегда была с тобой. Всегда, с потрохами, с мыслями, с глупой, тоскливой любовью, похожей на щенячий визг. Ты не понял. У тебя попытались отнять любимую игрушку и ты объявил войну. Ничего, заставим – решил

ты. А ля гер ком а ля гер, да, милый? Твоя война была жестокой. Я пыталась сбежать, зализывая раны и ранки в тёмных углах, но ты находил меня и добивал. Добивал, пока я не ломалась, ведь тогда ты мог опуститься на корточки и пожалеть меня. «Неужели так будет всегда?» Так было всегда. Воспитывая меня как непокорную собаку ты так ценил во мне мою самостоятельность и силу... Ты ударял даже тогда, когда твоя собака уже скулила и прижималась к земле, просто потому, что рука уже занесена. Ты не умел остановиться.

Я ушла. Собрала все оставшиеся силы и ушла, стараясь не задумываться, как буду жить без тебя. Меня трясло и бросало от стены к стене, я ненавидела свои руки, которые теперь не могли до тебя дотронуться, ненавидела свои волосы, по которым ты меня не гладил. «Почувствуй как мне плохо,» – умоляла я тебя во сне. «Прийди и спаси меня!». И ты пришёл. Я рыдала у тебя на плече, клянясь, что возьмусь за ум, задыхалась от твоего запаха и тепла твоей кожи под свитером. « Ты – моя» - сказал ты. И я опять не ответила так как надо. В этот раз я просто промолчала. Этого было мало. Мы жили вместе, но я была одна. Переступая порог дома, я входила на место боевых действий, где каждую минуту надо быть собранной и сдержанной, потому что ты снова мог начать атаку. Ты начинал. Почти всегда. Жалил, как змея, попавшая в ловушку. Твоя игрушка взбунтовалась и ты давил восстание кроваво и безжалостно. В нашей квартире мне было холодно, словно за порогом всегда зима. Потом ты снова ушёл, снова воспитывая. Тебя не было долго. Дни казались мне серыми, неотличимыми друг от друга. Я потерялась в часах и неделях, я тосковала и боролась с собой. Ты казался мне то святым, то дьяволом, а я – простая смертная. Ты был яд, но Боже мой, какой сладкий! Как выгнанная из райского сада Ева, я хотела вернуться в наше прошлое. Но откусив от запретного плода я понимала, что не увижу ту же красоту своими новыми глазами.

Однажды утром я сварила себе кофе. В первый раз за много дней, я сделала что-то только для себя. Глотая чёрную жгучую жидкость топила в себе тот лёд, что оставил ты. Я заново училась ходить – без тебя, дышать – без тебя, спать – без тебя. За занавесками оказалось небо, залитое расплавленным перламутром облаков, расскрашенное беспечным новорождённым солнцем. За дверью нашёлся мир, полный запахов, красок, жизни. Наверное, ты почувствовал, что я оживаю. Ты снова пришёл, как приходят за данью, за жертвоприношением. И вот ты звонишь в мою дверь, не отрывая пальца от звонка, а я сижу на полу, зажимая виски руками и захлёбываясь в своём страхе и в желании впустить тебя в свою жизнь...

Тишина. Шаги на лестничной клетке, хлопнувшая дверь подъезда. Сердце втучит в такт шагам, хотя их давно не слышно. Я открыла дверь, по прежнему сидя, и на колени мне упал огромный букет красных роз. Записка. «Будь моей женой».  Будь моей женой. Ты не справился со мной, с моим бунтом, с моей слабостью. Ты чувствовал, что проигрываешь и пошёл ва-банк. Опять красивый жест, один из многих, которые тебе так легко давались. И знаешь, что? Я поняла, что выиграла. Сейчас я встану, дойду до мусорного ведра и выкину туда твои розы. А потом, пожалуй, возьмусь за пылесос. Ведь, может быть, уже завтра ко мне прийдут гости.